Неточные совпадения
Другой бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; [
руку и сердце (фр.).] но надо мною слово жениться имеет какую-то
волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова.
Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я слезы лью;
Ты в
руки модного тирана
Уж отдала судьбу свою.
Погибнешь, милая; но прежде
Ты в ослепительной надежде
Блаженство темное зовешь,
Ты негу жизни узнаешь,
Ты пьешь
волшебный яд желаний,
Тебя преследуют мечты:
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий;
Везде, везде перед тобой
Твой искуситель роковой.
Есть много хорошеньких лиц, бледных, черноглазых синьор с открытой головой и
волшебным веером в
руках.
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется, и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.
Держа ложку в
руке, я превратился сам в статую и смотрел, разиня рот и выпуча глаза, на эту кучу людей, то есть на оркестр, где все проворно двигали
руками взад и вперед, дули ртами и откуда вылетали чудные, восхитительные
волшебные звуки, то как будто замиравшие, то превращавшиеся в рев бури и даже громовые удары…
Он возвращается в зал. Ольга свободна. Он приглашает ее на вальс. Гибко, положив нагую
руку на его плечо и слегка грациозно склонив голову, она отдается
волшебному ритму вальса, легко кружась в нем. Глаза их на мгновенье встречаются. В глазах ее томное упоение.
Настал какой-то
волшебный рай, в котором царствовало безмерное и беспримесное блаженство. Прежде он нередко бывал подвержен приливам крови к голове, но теперь и эту болезнь как
рукой сняло. Вся фигура его приняла бодрый и деятельный вид, совершенно, впрочем, лишенный характера суетливости, а выражавший одно внутреннее довольство. Когда он шел по улице, приветливый взгляд его, казалось, каждому говорил: живи! И каждый жил, ибо знал, что начальством ему воистину жить дозволено.
Шалимов (целуя ее
руку, волнуясь). Мне кажется, что, когда я рядом с вами… я стою у преддверия неведомого, глубокого, как море, счастья… Что вы обладаете
волшебной силой, которой могли бы насытить другого человека, как магнит насыщает железо… И у меня рождается дерзкая, безумная мысль… Мне кажется, что если бы вы… (Он прерывает свою речь, оглядывается. Варвара Михайловна следит за ним.)
— Здесь Вирт превосходный! — говорил Хвостиков, показывая
рукой на стоявший в гостиной рояль. — Надеюсь, что вы подарите нам несколько ваших
волшебных звуков!
Все пело, плясало, говорило, хохотало — и в самом разгаре, в чаду шумного общего веселья, те же сильные
руки завертывали меня в шубу и стремительно уносили из
волшебного сказочного мира…
Часть стены тотчас вывалилась полукругом, образовав полку с углублением за ней, где вспыхнул свет; за стеной стало жужжать, и я не успел толком сообразить, что произошло, как вровень с упавшей полкой поднялся из стены род стола, на котором были чашки, кофейник с горящей под ним спиртовой лампочкой, булки, масло, сухари и закуски из рыбы и мяса, приготовленные, должно быть,
руками кухонного
волшебного духа, — столько поджаристости, масла, шипенья и аромата я ощутил среди белых блюд, украшенных рисунком зеленоватых цветов.
Ему казалось не больше 28 лет; на лице его постоянно отражалась насмешка, горькая, бесконечная;
волшебный круг, заключавший вселенную; его душа еще не жила по-настоящему, но собирала все свои силы, чтобы переполнить жизнь и прежде времени вырваться в вечность; — нищий стоял сложа
руки и рассматривал дьявола, изображенного поблекшими красками на св. вратах, и внутренно сожалел об нем; он думал: если б я был чорт, то не мучил бы людей, а презирал бы их; стоят ли они, чтоб их соблазнял изгнанник рая, соперник бога!.. другое дело человек; чтоб кончить презрением, он должен начать с ненависти!
Но
волшебное оцепенение овладевает вдруг телом Суламифи. Она хочет встать и не может, хочет пошевельнуть
рукою и не может. И, не понимая, что с нею делается, она шепчет, глядя в окно...
Ты жмешь ей
руку, грудь ее <и> плечи
Целуешь в упоеньи; ласки, речи,
Исполненные счастья и любви,
Ты чувствуешь, ты слышишь; образ милый,
Волшебный взор — всё пред тобой, как было
Еще недавно; все мечты твои
Так вероятны, что душа боится...
Как воротиться, не прижав к устам
Пленительную
руку, не слыхав
Волшебный голос тот, хотя б укор
Произнесли ее уста? о нет!
— Почтеннейшая публикум. Я приготовлял силовой номер. Одной только одной правой
рукой я могу поднять этого атлета вместе с его тяжестями, прибавив сюда еще пять человек из зрителей, могу обнести эту тяжесть вокруг манежа и выбросить в конюшню. К сожалению, я вчера вывихнул себе
руку. Но с позволения уважаемой публикум сейчас будут на экране
волшебного фонаря показаны подлинные снимки с рекордных атлетических номеров несравненного геркулеса и тореадора Батисто Пикколо.
Потом на корабль свой
волшебный,
Главу опустивши на грудь,
Идет и, махнувши
рукою,
В обратный пускается путь.
В иные ж дни, прервав мечтаний сон,
Случалось мне очнуться, в удивленье,
С цветком в
руке. Как мной был сорван он —
Не помнил я; но в чудные виденья
Был запахом его я погружен.
Так превращало мне воображенье
В
волшебный мир наш скучный старый дом —
А жизнь меж тем шла прежним чередом.
Ну и лют же должен был быть голод и жестока скука, чтобы две вовсе не прожорливые и менее всего кровожадные девочки часами мечтали, как они когда-нибудь
руками изловят и на лампе изжарят нежных,
волшебных, голубопятнистых, скользящих в садовом ручье “Энниных” форелей, которые, со слов фрейлейн Энни, еще вдобавок понимают музыку.
В эту ночь мне плохо спалось… Мне снились какие-то страшные лица в фесках и с кривыми ятаганами в
руках. Мне слышались и дикие крики, и стоны, и голос, нежный, как
волшебная свирель, голос девушки, заточенной на смерть…
А одежа, одежа, мое дитятко, вся, как жар, горела; на голове шапочка, золотом шитая, словно с крыльями; в
руке волшебная тросточка с серебряным набалдашником: махнет ею раз, другой, и версты не бывало!» Но я с старушкою заговорился.
Когда цыганка примечала, что тень боязни снова набегала на лицо княжны Лелемико, она произносила опять
волшебное имя Волынского. Таким образом дошла до того, что могла взять ее
руку… И мать с трепетом, с восторгом неописанным поцеловала
руку своей дочери… О! как была она счастлива в этот миг!.. Она была награждена за все прошлые муки и за будущие.
Артемий Петрович почти насильно обвил ее своими
руками, как бы заключил ее в
волшебный круг, из которого она не могла высвободить себя, целовал ее
руки, умолял ее взором; но она, вырвавшись из его объятий, оттолкнула его.
Она прекрасно умела найти дорогу к желанной цели. Свобода, жизнь, счастье! Эти слова отзывались тысячным эхом в груди юноши, в котором до сих пор насильственно подавляли бурное стремление ко всему тому, что ему предлагала мать. Как светлая, очаровательная картина, залитая
волшебным сиянием, стояла перед ним жизнь, которую рисовала ему Станислава Феликсовна. Стоило протянуть
руку — и она была его.
Кутежи и ухаживания за балетничками стоили много денег, а ловкие пауки-ростовщики, к которым приходилось обращаться, успевали незаметно для заимодавца накидывать на него свою паутину в форме переписки векселей, сумма которых возрастала в их искусных
руках с какою-то чисто
волшебною быстротою.
Хозяин опустил в
волшебный сосуд
руку; между тем чародей протяжно запел непонятные слова, как муэдзин взывает на минарете к молитве.
Он поглядел на небо. И небо было такое же
волшебное, как и земля. На небе расчищало и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что
рукой можно было достать его.